– Откуда у Вас две головы? 

– От рождения и не твое дело откуда, – ответили две головы по-разному. 

– На коне поскачем? – предложил Петропавел беззаботным голосом. 

– Вот ещё и я не сумасшедший, – последовал двойной ответ. 

Ага… Но у проскакавшего мимо всадника было две головы, причем то был определенно не Ой ли-с-Двумя-Головами: Ой ли-с-Двумя-Головами находится в поле зрения! Всадник Лукой ли тоже в поле зрения, да и голова у него одна единственная!.. А, кроме того, совсем недавно я умел летать – теперь же не умею! Значит… 

– Ну вот, дошло наконец! – совсем интимно, в самое ухо, шепнул вездесущий Блудный Сон. 

Ничего этого не было  

Какими путями приходит Понимание – Бог его знает. Факты копятся, копятся, копятся – щелк!.. «Дошло наконец!» 

Впрочем, «дошло» – это, конечно, сильно сказано. Так говорят тогда, когда человекотчетливоосознал то, чего раньше не осознавал. В данном же случае человек (Петропавел, разумеется) как не понимал ничего, тем более отчетливо, – так, честно говоря, и не понял.То есть еще хуже: теперь ему казалось, что не понимает он гораздо больше, чем прежде. Между прочим, объяснить непонимание ничуть не проще, чем понимание. Понимание, кстати, можно вообще не объяснять: понимаешь – и понимай себе. А вот что касается непонимания… Ужасно утомительно объяснять, например, чегоименнотыне понимаешь: ведь то, чего ты не понимаешь, надо сначала как-то назвать… а как оно называется – поди выговори! 

Впрочем, случай с Петропавлом был особый: то, что он понимал раньше, и то, что ему предлагалось понимать сейчас, было отнюдь не одно и то же – это-то он как раз понимал! Но на таком понимании, увы, далеко не уедешь. 

– Съезд по случаю траурной церемонии разрешите считать продолжаю­щимся, – сбил его размышления жизнерадостный возглас Творца Съездов. 

– Разрешаем, разрешаем! – радостно откликнулись любители, по-видимому, всяческих съездов, вскакивая из-за столов как сумасшедшие, и принялисьсамозабвенноаплодировать до упаду. Когда наконец все они попадали с ног, Творец Съездов заявил: 

– Необходимосрочнопринять резолюцию съезда. Разрешите зачитать резолюцию. 

Ни у кого не было сил разрешить – и Творец Съездов приступил к чтению без разрешения, предварительно сбегав к лимузину, с трудом достав из багажника и доставив к месту продолжения съезданеподъемнуюурну с симво­лическим прахом Слономоськи. 

«Резолюция съезда, посвященного траурной церемонии 

В ходе осуществления траурной церемонии по случаю ухода Слономоськи из жизни Слономоськи съезд незаметно для присутствующих постановил: 

1.  считать Слономоську отныне не существующим ни физически, ни духовно; 

2.  более точно выяснить день ухода Слономоськи из жизни Слономоськи и задним числом объявить этот день Днем Всемерного Траура; 

3.  рассмотреть список кандидатов на замещение вакантной должности Слономоськи и заместить эту должность одним кандидатом (список из одного кандидата прилагается). 

Конец резолюции». 

– О, какая милая и странная резолюция! – закричала Королева Цаца, обливаясь слезами Пластилина Бессмертного. – Вношу предложение считать эту резолюцию маленьким шедевром. Кто за это предложение, прошу побледнеть. 

Побледнели все. 

– Принято единогласно. 

– Разрешите огласить список кандидатов на замещение вакантной должности Слономоськи? – опять попросил разрешения вежливый Творец Съездов. 

Ему разрешили. 

– Будем голосовать поименно или списком? 

– Поименно и списком! – предложил Пластилин Бессмертный. 

– Зачитываю поименно. 

Творец Съездов хотел выдержать паузу, но не выдержал и крикнул: 

– «Еж!»… Кто за эту кандидатуру, прошу голосовать. 

Все опустили какие-то разноцветные бумажки в урну с символическим прахом Слономоськи. 

– Зачитываю список. «Еж!»… Кто за этот список, прошу голосовать. Процедура с бумажками повторилась. 

– Ана самом делечей прах в урне? – спросил Петропавел, которого потрясло сведение осимволическомпрахе, у находившегося рядом Смежного Дитяти. 

– Черт его знает, – ответил частичный малыш. – Должно быть. Творец Съездов пришил кого-нибудь по дороге. 

Петропавел покачал мудрой головой Ежа. 

– Предложение принято всеми единогласно, кроме Ой ли-с-Двумя-Головами, принявшим предложение двугласно. Кандидат избран! 

– О, какой милый и странный кандидат! – прозвучал резюмирующий вопль Королевы Цацы. 

Все взгляды обратились к Петропавлу. 

– Я подумаю, – сказал он. 

Стало очень тихо, хоть и до этого было очень тихо. 

– У меня испортилосьхорошеенастроение, – заявил Творец Съездов и лег на землю. 

– У него испортилосьхорошеенастроение! – зашушукались участники съезда в страшной, как смерть, панике. 

– Что ж ты делаешь-то, шельмец? – подскочил к Петропавлу Тридевятый Нидерландец – настолько близко, что превратился просто в точку. Однако в точку угрожающую. – Тыведьритуалнарушаешь! А это огорчает Творца Съездов, которого тут не принято огорчать! 

– Сначала надо объяснять, что принято, что нет… а потом предъявлять претензии, – с благородным металлом в голосе отозвался Петропавел. 

– Ну и ежи пошли! – прямо-таки обомлел Ой ли-с-Двумя-Головами. – Всем ежам ежи. 

Тридевятый Нидерландец согласился с ним, описав согласие речевыми средствами: 

– Я киваю головой. – Он все еще стоял настолько близко от Петропавла, что так и представлял собой точку, компонентов которой (головы, рук, ног) увидеть было нельзя. – Киваю головой и ярюсь. Пусть кто-нибудь напомнит этому Ежу, что тут принято, что нет. 

– Тут принято и не принято одно и то же, – охотно взял на себя инициативу Пластилин Бессмертный. 

– Понятней не скажешь! – восхитилась Королева Цаца. 

– Стало быть, не будучи согласным стать Слономоськой, Ежтем не менеесогласен стать Слономоськой, – от фонаря заключил Бон Слонопут, уже просто-таки лежавший возле словесного портрета Слономоськи. 

– Что и заставляет нас приветствовать, а также не приветствовать Слономоську в лице и теле Ежа! – не изменил себе Пластилин Бессмертный. 

– Интересно, как вы это будете делать – «приветствовать, а также не приветствовать», – не удержался Петропавел. 

– Да уж сделаем как-нибудь, – пообещали участники съезда и разделились на две группы: первая из них поприветствовала Петропавла словом «привет», вторая демонстративно отвернулась. 

Неизвестно почему у Творца Съездов тотчас же улучшилосьплохоенастроение – и он принялся бегать кругами,как бырезвяся и играя, потом скомканно попрощался со всеми сразу и укатил в своем роскошном лимузине, крикнув на прощанье: 

– Все свободны и счастливы! 

Петропавел отошел в сторону с лицом, с которым отходят в мир иной. Не прошло и минуты, как – с выражением свободы и счастья во взоре – к Петропавлу, потирая чьи-то чужие руки, подошел Воще Таинственный. 

– Ну, где тут у нас Слономоська? – интимным шепотом поинтересовался он. 

– Меня же сначала дрессировать надо, – несколько даже капризно ответил Петропавел и добавил еще более капризно: – Я ведь не готов пока… 

– Ну, по этому поводу не беспокойся! – заверил Воще Таинственный. – Мы с Пластилином, между нами говоря, прекрасные дрессировщики. 

– Да уж, я помню, – мрачно согласился Петропавел. 

– Как это ты можешь помнить? – камерно рассмеялся Воще Таинственный. 

– Были попытки… – Петропавлу показалось, что он намекнул на очевидные вещи. 

…Оказавшиеся, впрочем, не столь уж очевидными. 

– Минуточку, минуточку! – Воще Таинственный вгляделся в Петропавла, как в даль. – О каких это попытках, с твоего позволения, идет речь? 

– Ну, как же… – начал было Петропавел и вдруг осекся – эдаким стартовым пистолетом. Воще Таинственный со всей очевидностьюне зналоб уроках, которые давал Петропавлу Воще Бессмертный.– Простите, – продолжил тогда Петропавел, – что-то я не могу припомнить, при каких обстоятельствах мы с Вами познакомились: в голове, видите ли, все перепуталось… то я Еж, то Слономоська – поди уследи за собой! 

– А не было никаких особенных обстоятельств – вот ты их и не помнишь.Просто однажды в ответ на твое заявление о том, что тайное всегда станет явным (а ты любишь такого рода заявления за их… надежность, так сказать!), я вдруг возьми да и возникни перед тобой из ниоткуда– причем с обещанием: дескать, это тайное, я то есть, никогда не станет для тебя явным. Что и подтверждается: ты же до сих пор не знаешь, кто я и откуда я пришел… 

Петропавел напряг свою память так, что вспомнил годы жизни фараона Тутанхамона, количество истребленных гугенотов, а заодно и подробности восстания луддитов, но вспомнить эпизода, описанного Воще Таинственным, так и не смог. Данногоэпизода не было, не происходило! 

– А… когда все это случилось? – осторожно поинтересовался он. 

– Да тогда, когда Королева Цаца кокетничала с тобой, надеясь, что об этом не узнает Центнер Небесный, который как раз и летал над вами в виде Грамма. Почему, собственно, он и следит за тобой с тех пор!– Воще Таинственный с участием посмотрел на Петропавла и покачал головой: – В столь юном возрасте такие провалы в памяти – это извините!.. 

– Яправдане помню ничего, – с ужасом сказал Петропавел. – То есть я помню все. Но другое. 

– Ну, в общем, это, конечно, дело твое, что помнить. Наша память – вещь загадочная… 

– Да я не о том! А Муравей-разбойник… Муравья-разбойника-то я убивал? 

– Гм, муравей…СыновейРазбойника я знаю, слышал о них. Есть ещеКумовьяРазбойника, тоже гадкая компания. Но вот чтобы у Разбойника был еще и муравей… 

Ну, что ж… Мир действительно распался – и обломок его, видимо, ударил Петропавла по голове. Его лишили последней уверенности – уверенности в том, что он виделсвоимиглазами.Оказывается,ничего этого не было.И новые имена его старых знакомых… да нет никаких новых имен и старых знакомых нет! Есть имена,напоминающиедругие имена, и есть существа,напоминающиедругие существа, но ведь между «быть» и «напоминать» целая пропасть! И в пропасть эту бесследно провалился огромный кусок жизни – вот оно как… В конце концов нет имени, которое не напоминало бы другого имени, как нет существа, не напоминающего другого. Что можно на этом родстве построить? Ни-че-го. Но Всадник-с-Двумя-Головами! Он-то ведь практически только чтопроскакалмимо – эдакий привет изтойжизни, в которой тоже не все было понятно, но к которой он, Петропавел, хоть привык… илиначиналпривыкать. 

Опять упав лицом вниз, он изо всех сил замахал руками. Нос на сей раз остался цел, зато грудь Петропавел отшиб изрядно. 

– Поразительна все-таки склонностьэтогоЕжа к воздухоплаванию! – восхитился Летучий Жуан, перелетев с земли на ветку высокого тополя. – Он прямо-таки попирает законы природы, бедное животное!.. 

– Я не животное! – с достоинством сказал Петропавел. 

– Защищается! – умилилась Королева Цаца. – Наивный какой… Вы, значит, так и полагаете до сих пор, будто противостояние способно что-нибудь изменить? Не лучше ли плыть по волнам, а, Еж? 

– Это зависит от направления ветра, – заумничал Петропавел, – которое не всегда совпадает с направлением, нужным тебе. 

– А интересно было бы послушать о направлении, нужном Вам, – что это все-таки за курс? – раздумчиво сказала Королева Цаца. 

– Курс на Спящую Уродину или… или на то место, где она спала. – Петропавел опустил глаза. 

– Это Вы сами выбрали для себя такой курс? 

– Да нет, мне простосказали,что оттуда начинается дорога к моему дому. 

– Дорога к Вашему дому начинаетсяотсюда,– очень серьезно сказала Королева Цаца, – и к Спящей Уродине никакого отношения не имеет. Спящая Уродина есть миф. Ориентироваться на миф – занятие безрассудное. 

– Но ведь мне нужны хоть какие-то ориентиры, – на шаг отступил Петропавел.– А то меня тут уже дрессировать собираются! 

– Все не случайно, – вздохнула Королева Цаца. – Как знать, а вдруг ориентиры возникнут именно в ходе дрессировки? Может быть, дрессировка для того и нужна? 

Между тем Пластилин Бессмертный и Воще Таинственный, взявшись за руки, уже с любовью взирали на Петропавла. Остальные тактично отошли в сторону. Петропавлу ничего не оставалось как приблизиться к дрессировщикам и на всякий случай прикинуться диким зверем. Для этого он два раза невыразительно рыкнул. 

– Мяса сырого хочешь? – едва шевеля губами, спросил Воще Таинственный и услышал вполне честный ответ: 

– Ни за что! 

– Хочет! – тихонько поделился Воще Таинственный с Пластилином Бессмертным, после чего достал из-за пазухи кусок сырого мяса и с улыбкой протянул его Петропавлу. 

– Что мне с ним делать? – спросил тот, принимая кусок. 

– Ну как же… есть! И тем самым вырабатывать условный рефлекс. В следующий раз ради такого куска ты готов будешь на многое. 

– Сомневаюсь что-то, – покачал головой Петропавел. – Вряд ли данный кусок станет мнетакдорог. 

– А ты скушай, – посоветовал Пластилин Бессмертный. 

– Ежи вообще-то насекомых едят… и всяких таких, вроде устриц, – тускло блеснул Петропавел. 

– Мы тебя не как Ежа дрессируем, а как Слономоську, запомни. – Пластилин Бессмертный многозначительно переглянулся с Воще Таинственным. – Тебя же потом водить будут. На-по-каз. А кому это нужно –Ежанапоказ водить? Кто ж на Ежа смотреть-то пойдет? Ежив диковинкуне бывают! 

– Не буду я сырое мясо есть, – откровенно сказал Петропавел. – Пусть меня лучше так водят, если… если иначе нельзя. Впрочем, я очень сомневаюсь, что на меня – дрессированного или нет – кто-нибудьспециальнопридет смотреть. 

– Еще как придет! – горячо, но бесшумно заверил его Воще Таинственный. – После всего, что ты тут натворил, ты у нас просто живая легенда. 

– И что же, интересно, я тут… натворил? – спросил Петропавел, сделав вид, что вообще-то он в курсе, но виноватым себя отнюдь не считает. 

– Как – «что»?А кто Гуллимена во время корриды к борту арены эспадой пригвоздил– его, между прочим, до сих пор оторвать не могут?! Около него, кстати, мимореальный музей хотят учредить – Музей Бычка в Тумане… 

– Послушайте! – Петропавел потерял-таки контроль над собой. – То, что Вы рассказываете…когдаэто все происходило? И действительно ли со мной происходило? Может быть, Вы что-то путаете? 

Воще Таинственный и Пластилин Бессмертный рассмеялись – из этого, по-видимому, должно было следовать, что они ничего не путают никогда. Петропавел как-то сразу поверил их смеху: дальше задавать вопросы не име­ло смысла, но он задавал. 

– А вот могу я узнать, глубокоуважаемый Пластилин… Бессмертный, почему Вы так надолго задержались в одном облике? Не скучно это Вам? 

– С одной стороны, конечно, ужасно скучно… зато с другой – ужасно весело! Не забывайте, пожалуйста, о том, о чем лучше всего забыть: я бессмертный. То естьвсегданаличествующий в мире. Однако, если я позволю себе наличествовать в разных обликах, тогда о том, что я бессмертный, буду знать я один. Это для меня, конечно, маловато.А впрочем, вполне достаточно. 

Нет, у него, конечно, было много общего с Пластилином Мира, у данного Пластилина Бессмертного, что собственно и интересовало Петропавла. Однако вел себя второй Пластилин так, словно к первому никакого отношения не имел, – это-то и было подозрительно… Ответы на несколько следующих вопросов Петропавла только убедили его в том, что на самом деле не так уж он и прост, тот Пластилин. Чьи это были слова? А-а, Блудного Сона!.. Вот кто действительно нужен Петропавлу сейчас. Однако именно сейчас Петропавла, к сожалению, дрессировали – времени на поиски Блудного Сона не было. 

Свиные сардельки сзолотыми пуговицами 

– Ну, что ж… – менее чем вполголоса обратился Воще Таинственный к Пластилину Бессмертному, откровенно игнорируя находящегося рядом Петропавла, – мясо Слономоська принял, но есть не стал, а впал в состояние рефлексии. 

– Это и плохо, и хорошо, – откликнулся Пластилин Бессмертный совершенно в духе Пластилина Мира. – Плохо потому, что условный рефлекс пока не выработан, а хорошо потому, что состояниерефлексиидля Слономоськи важнее, чем наличиерефлекса.Я бы сказал так: Слономоська без рефлекса возможен, Слономоська без рефлексии – нет. 

– Стало быть, мы на верном пути! –ещеменее чем вполголоса подвел предварительный итог Воще Таинственный. – Мы достигли главного: существо, которое получило кусок мяса, не пожирает его, а рефлексирует! Это ли не свидетельство в пользу эффективности нашей педагогической системы? 

– Вы задаете тихий риторический вопрос, многоуважаемый коллега! – с чувством глубокого интеллектуального удовлетворения отвечал Пластилин Бессмертный. 

– Теперь, мой дорогой, наша задача добиться того, чтобы данное существо не просто рефлексировало, но рефлексировало,будучи водимым. 

– Вадимом?.. Мы назовем его Вадим? – не расслышав слов, сразу же потерял нить разговора Пластилин. 

Воще Бессмертному с трудом удалось втолковать ему разницу между гласными «о» и «а», после чего Пластилин Бессмертный устыдился себя и с живостью обратился к собеседнику: 

– Кто из нас двоих рискнет и начнет водить его? 

Боюсь, что Вы, – быстро, нопредельнонегромко ответил Воще Таинственный. 

– Не бойтесь, – тут же успокоил его Пластилин Бессмертный. – Бояться надо мне.За Вас… потому что водить его, кажется, придется Вам. 

– Это только таккажется,что мне. А насамом-тоделе – Вам! – Воще Таинственный любезно улыбнулся. 

– Совершенно все равно,кто из вас двоихначнет водить меня, – попытался примирить их Петропавел. – Дело в том, что я вовсе не опасен. 

– Никто и не думает, что ты особенно опасен… просто важно соблюсти некоторыеформальности,связанные с нашей работой дрессировщиков, – в один голос сказали два дрессировщика. 

Попрепиравшись еще некоторое время, они наконец решили – водить Петропавла вдвоем – и водить, на всякий случай, поблизости от наблюдателей, которые сбились в пугливую кучку возле ближайшего кустарника. 

Поглядев на дрессировщиков да и на наблюдателей, Петропавел вдруг понял, что статус его весьма ощутимо изменился. Если с Ежом, которым он был еще недавно, все они считали возможным не церемониться, то Слономоську, которым он стал теперь, явно побаивались. 

– Дай поводок надену? – услышал Петропавел с довольно почтительного расстояния уважительную интонацию. 

– Милости прошу, – ответил, хорошо понимая условность какого бы то ни было поводка на существе, в структуру которого входит слон. 

Ремешок, поясок, ленточку – в общем, черт-те что кое-как закрепили на шее… смешно. Впрочем, так-то оно и лучше: Петропавел в роли Слономоськи чувствовал себя способным разорвать даже кованую цепь. А тут – чуть ли не трогательно: вот тебе, дескать, поводок – исключительно элегантности ради. 

И они осторожно повели его – Пластилин Бессмертный и Воще Таинственный, держась от Петропавла на расстоянии, заданном длиной поводка. Легонько переступая с ноги на ногу, Петропавел пошел за ними, продолжая размышлять о полученной от них странной, ох какой странной информации… Кусок сырого мяса он все еще держал в руке, не решаясь выбросить: мало ли зачем может пригодиться сырое мясо! 

– Мяса он так и не съел, – практически молча заметил наблюдательный Воще Таинственный, – однако рефлексировать продолжаетдажебудучи водимым. 

– Вы говорите обо мне так, – позволил себе наконец вмешаться Петропавел, – словно я уже умер и не слышу Ваших слов. 

– Он все еще остается способным на членораздельную речь, – продолжал наблюдения Воще Таинственный, как бы подтверждая абсурдное предположение Петропавла. – Мясонесет в руке. Может быть, отобрать у него это мясо и самим съесть? 

– А не укусит? – спросил Пластилин Бессмертный, недоверчиво поглядывая на Петропавла. 

– Вы же бессмертный! – сказал, как ничего не сказал, Воще Таинственный. – Кроме того, попытка не пытка… 

– Пытка, и еще какая! Он ведьзубами,наверное, кусать будет…– Пластилин Бессмертный задумался. – А если я отпущу поводок и,незаметнопробегая мимо него, выхвачу кусок мясаневероятнорезким движением? 

–Вощеотпустите поводок? – с ужасом зашептал Воще Таинственный. – И мне, что же, одному тогда поводок держать? 

– Да заберите вы свое мясо! – Петропавел швырнул кусок прямо под ноги дрессировщикам. 

– Он становится агрессивным, – как бы и не констатировал Воще Таинственный, у самой земли подхватывая мясо на лету и засовывая его за шиворот Пластилину Бессмертному. – Надо показать ему наше превосходство над ним. 

– А в чем мы превосходим его? – ежась от холодного мяса за шиворотом, сам себя спросил Пластилин Бессмертный и сам себе ответил: – В численности. Надо убедить его в том, что нас больше, чем его… Но как мы это сделаем? – Онстрашнорастерялся. 

– В принципе доказать этона практикене составляет особого труда: достаточно просто выстроиться перед ним в шеренгу по одному и рассчитаться на «первый-второй». Тогда ему сразу придет в голову, что он – по причинекрайнейсвоей малочисленности – не способен ответить нам тем же, ибо, даже если он скажет «первый», то подхватить эту реплику будет воще некому. Таким образом он и убедитсяпрактически,что егогораздоменьше, чем нас. Другое дело, устроит ли его столь примитивный способ доказательства. Как существо рефлексирующее он скорее предпочел бы некоторое умозрительное построение, способноенатолкнутьего на мысль о нашем превосходстве. 

– Вы правы, коллега! – с жаром подхватил Пластилин Бессмертный, обожавший всяческие умозрительные построения. 

– И в этом случае цепочка наших доводов могла бы выглядеть следующим образом… – обстоятельно начал сызнова Воще Таинственный. 

Петропавел с величайшим интересом наблюдал за этой увлекательной игрой ума. Он даже забыл о том, что в данный момент его дрессируют, – настолько поглотила его всепобеждающая жажда знаний. 

– В основе процесса оперирования целыми величинами… а я надеюсь, что все участники данной непростой ситуации представляют собой целые величины, лежит… 

– Не продолжайте, – перебил Воще Таинственного Пластилин Бессмертный. – Данная версия непригодна: придется дополнительно доказывать,  что мы целые величины. В случае с Вами это просто, поскольку ВыВощеТаинственный, а неВ ЧастностиТаинственный, однако в случае со мной… Считать ли меня целой величиной в данный момент, если как раз в данный момент я представлен лишь в одном из своих возможных образов? 

– М-да… – сник Воще Таинственный, но тут же и воодушевился: – Тогда лучше всего объяснить наше превосходство с помощью множеств! 

– Вот это другое дело! Мы с Вами суть множество, а он – нет! Мы два, а он один. 

– Ну-у-у… – разочаровался в друге Воще Таинственный, – так не пойдет. Что такое «два» и что такое «один»? Эти абстракции даже Ежу не были бы понятны. Тут самый важный момент – переход от конкретных предметов к числам. Будем переходить постепенно. Возьмем свиную сардельку и золотую пуговицу. 

– Гдевозьмем? – тщетно озадачился практичный Пластилин Бессмертный. 

– Не юродствуйте, коллега! – на ухо, но строго оборвал его Воще Таинственный. – Итак… возьмем множество свиных сарделек и множество золотых пуговиц. 

– Множество?– задохнулся от радости Пластилин Бессмертный. 

– И будем считать, – не давая себя сбить, продолжал Воще Таинственный, – одну свиную сардельку из первого множества эквивалентной одной золотой пуговице из второго множества.Это очень важно. 

– Конечно, будем считать! – почувствовав ответственность, согласился покладистый Пластилин. 

– Спасибо. Тогда, в том случае, еслиоднойсвиной сардельке из первого множества соответствуетодназолотая пуговица из второго множества и при этом остаются лишние свиные сардельки… (тут внимательно слушавший Пластилин изловчился и, выхватив из-за шиворота кусок мяса, с жадностью проглотил его прямо сырым), получается, что множество свиных сарделек шире, чем множество золотых пуговиц – конечно, при том условии, что лишних золотых пуговиц не остается. 

– Ну, это уж как пить дать! – согромнойуверенностью в постоянной нехватке золотых пуговиц подтвердил Пластилин Бессмертный. И еще внимательнее стал слушать дальше. Однако дальше следовал только вывод: 

– Стало быть, у нас с Вами есть способ неопровержимо доказать, что нас гораздо больше, чем его, если рассматривать нас как множество свиных сарделек, а его – как множество золотых пуговиц. – Тут Воще Таинственный многозначительно кивнул на Петропавла, давно уже стоявшего с широко разинутым ртом. 

– Так давайте докажем ему это! – воодушевился Пластилин. 

Воще Таинственный посмотрел на него с большим подозрением. 

– Мнеказалось,– тихо и сухо произнес он, – что это уже доказано. 

– Когда? – Пластилин совершенно оторопел. 

– Только что, – тише и суше некуда ответил Воще Таинственный. 

– Это… это когда речь шла о золотых сардельках и свиных пуговицах? – весь запутался Пластилин Бессмертный. 

Воще Таинственный вздохнул. Воще Таинственный зевнул. Воще Таинственный отвернулся. Причем отвернулся со словами, только теоретически прозвучавшими: 

– Если Вы не любите методбольше жизни,мне не о чем с Вами разговаривать. 

– Я люблю метод, – смутился Пластилин Бессмертный. – Но не этот… – Он помолчал и вдруг с вызовом заявил: – Мнебольше жизнинравится метод доказательства от противного. 

– Ах, вот что! – всплыл из речевого небытия Воще Таинственный. – Так раньше надо было сказать: откуда же я знаю, какойименнометод Вы любитебольше жизни?Значит, от противного?