|
![]() |
ва - лишь элементы, сложно взаимодействующие в интегри- рованном семантическом единстве текста: стиха, строфы, стихотворения. С другой - слово распадается на элемен- ты, и лексические значения передаются единицам низших уровней: морфемам и фонемам. Проиллюстрируем это примером одного текста:
БУРЯ
Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи: В лазури бури свист и ветра свист несет, Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий, Прогонит, гонит вновь; и вновь метет и вьет.
Воскрес: сквозь сень древес - я зрю - очес мерцанье: Твоих, твоих очес сквозь чахлые кусты. Твой бледный, хладный лик, твое возликованье Мертвы для них, как мертв для них воскресший: ты.
Ответишь ветру - чем? как в тени туч свинцовых Вскипят кусты? Ты - там: кругом - ночная ярь. И ныне, как и встарь, восход лучей багровых. В пустыне ныне ты: и ныне, как и встарь.
Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи, В лазури бури свист и ветра свист несет - Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий: Прогонит, гонит вновь. И вновь метет и вьет .
Стихотворение буквально "прошито" разнообразными повторами: целых слов и словосочетаний, групп фонем, которые образуют здесь морфемы или псев-
1 Иванов Вяч. Собр. соч. Брюссель, 1974. Т. 2. С. 605. 2 Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С. 311 -312. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц.
доморфемы, воспринимающиеся как морфемы, хотя таковыми в русском языке не являющиеся, и, наконец, отдельными повторяющимися фонемами. В первом стихе: безбурный - бури бур - бур безбурный - лазури бур - зур царь - встарь ар` - ар` лазури - бури ури - ури Только группа согласных ест ("встяръ") осталась без повтора, но зато она богато промодулирована во втором стихе: свет ("свист"), втр ("ветра"), cm ("несе/я") и переходит в третий: свнцв ("свинцовый"), вовлекая ц из "царь". Повторяются флективные части слов и коренные, чем акцентируются грамматические признаки и лексико-се- мантические значения отдельных слов, повторяются и це- лые слова. В результате создаются два семантических пятна: безбурная лазурь, царь лазури, с одной стороны, и образ смятенной бури - с другой. Каждое из этих пятен - "большое слово", вбирающее в себя всю колеблющуюся се- мантику отдельных лексических единиц языка и их грамма- тических форм. Но и антиномические "безбурность" и "бу- ря" отчетливо воспринимаются как однокоренные - проти- воположные и единые. Противостоя друг другу, они на бо- лее высоком уровне сливаются как варианты некоторого высшего инварианта смысла. Но одновременно протекает противоположный процесс: смысл не только интегрируется, но и дезинтегрируется: значимой и символической становится уже отдельная фоне- ма, которая, в результате многочисленных повторов, об- ретает автономность и семантически укрупняется. Более того, разложение аффрикат ц-тс-ст и особенно образная значимость фонемных контрастов в построении гласных заставляют ощущать как значимые уже не целостные фоне- мы, а их дифференциальные признаки. Во второй строфе на фонетическую вязь накладывается система местоимений: "ты" и "они" закрепляют за выде- ленными надсловесными группами статус слов. Введение же "я", в сочетании с не нейтральностью повествования (восклицания и вопросы), вводит третий смысловой комп- лекс - говорящего и превращает текст в монолог. Глубокая значимость этого монолога сочетается с про- роческим косноязычием, "невнятицей", по выражению само- го Белого. Далеко за пределы обычных норм поэтической речи выходит смысловой вес интонации. Это демонстриру- ется, например, тем, что точный повтор на лексико-син- таксическом уровне первой строфы в конце стихотворения создает контрастный фон для меняющейся интонации: двое- точие в конце первого стиха заменено запятой (отменена длительность паузы, резко удлиняется дыхание). В конце второго стиха перечислительная интонация сменяется вы- ражением динамической смены, третий стих получает в конце интонацию каузальности. Но особенно важна дли- тельная пауза в середине последнего стиха: бедный зна- чением союз "и" в сочетании с превращением грамматичес- ки неполного фрагмента предложения в самостоятельную и, более того, финальную фразу создает образ непрерывности мятежа. То, что было вначале временным возмущением из- вечной ясности, превращено в постоянную и сосуществен- ную лазурной ясности стихию. Поражает обилие синонимов, которыми пользуется Белый для определения создаваемого им языка пророческого кос- ноязычия:
Ах, много, много "дарвалдаев" - Невнятиц этих у меня (с. 410).
Невнятицы, дарвалдаи, но и вяк, чушь. Последнее, ча- ще всего, - оценка пророческого косноязычия непосвящен- ными: "Чушь, Боренька, порешь!"
"Да, мои голубчик, - ухо вянет: Такую, право, порешь чушь!" (с. 410)
"Святые ерунды" (с. 434), "метафорические хмури", "лазуревые дури" (с. 408) и многое другое. Этот создаваемый Белым язык далеко выходил за грани- цы норм символизма, приближаясь к дадаизму Хлебникова, "простому как мычание", или языковым экспериментам К. Чуковского. Сдвигались с места все уровни языка и исс- ледовались на предмет того, сколько из этой руды можно выплавить новых смыслов. Возможность соединить в одном и том же тексте "нев- нятицы" и "дарвалдаи" и научно-терминологическое об- суждение их, соединить "обе полы" языка таила в себе возможность "онегинской" иронии. И Белый использовал эту возможность в "Первом свидании". Здесь сфера проро- ческого косноязычия - "невнятицы" - выступает в двойном освещении. С одной стороны, она факт истории: истории личности Белого, его поисков адекватного языка самовы- ражения и эпохальных поисков "безъязыким" (Маяковский) веком средств для обретения языка. По отношению к этому факту объективной истории повествователь выступает как историк и анализатор, пользующийся совсем другими средствами в собственной речи. Правда, он не только ис- торик, но и летописец-мемуарист, широко включающий в свое повествование свою прошлую и сейчас уже экзотичес- кую для него речь. От вчерашнего дня собственной речи он отстранен иронией. Но повествователь - еще и пророк. И здесь "вдохновенное бормотание" (Пушкин) становится его собственной речью, уже свободной ото всякой иронии:
Благонамеренные люди, Благоразумью отданы: Не им, не им вздыхать о чуде, Не им - святые ерунды... О, не летающие! К тверди Не поднимающие глаз! Вы - переломанные жерди: Жалею вас - жалею вас!
1 Белый А. Между двух революций. С. 8.
Не упадет на ваши бельма (Где жизни нет - где жизни нет!) - Не упадет огонь Сент-Эльма И не обдаст Дамасский свет (с. 434).
При этом не следует забывать, что выходящие за пре- делы символистской языковой техники эксперименты Белого не отменяют и достижений символизма, в частности смыс- лового обогащения за счет "просвечивании" значений че- рез значения. Строки типа:
Фантомный бес, атомный вес -
соединяют "отзвуки" Вяч. Иванова с поэтической тех- никой и языковым чутьем Маяковского. Смысл семантической структуры "Первого свидания" особенно наглядно раскрывается системой употребления в поэме собственных имен. Дело не только в том, что Майя, Упанишады, Серапис, призыв: "Воанергес" ведут к одним культурным ассоциациям, а Максвелл, Кюри, Бойль и Ван-дер-Ва-альс - к другим и что для многих читателей в строке:
Хочу восстать Анупадакой, -
последнее имя - заумное звукосочетание, свободный от конкретных ассоциаций знак культурной традиции (в дан- ном случае - буддийской). Важно и другое: читатель мо- жет не знать (или не понимать) уравнений Максвелла, за- быть закон Бойля - Мариотта. Но он знает, что это умо- постигаемые вещи: их можно понять, есть люди, которые их понимают. Они относятся к языку науки, языку терми- нов (сами их имена - лишь названия формул и законов). Второй же ряд - знаки туманных пророчеств и прозрений и принадлежат языку "невнятиц". Это о них говорится:
Язык!.. Запрядай: тайной слов! (с. 406)
Язык таинств, эзотерический, непонятный пигмеям ("О, не понять вам, гномы, гномы", где само слово "гномы" в духе барочной поэзии запрятано в загадку), есть однов- ременно и жреческий и кружковой: отсюда обилие намеков на интимно-кружковые реалии, требующие для посторонних комментария. Но автор одновременно и иронический исто- рик и научный истолкователь изображаемой им эпохи. Такая задача требовала совершенно особых решений. Андрей Белый искал себя и "велосипед" - язык для само- выражения. Отсюда параллельность постоянных языковых экспериментов и в такой же мере постоянного автобиогра- физма. Однако "поиски языка" были одновременно задачей эпохи, и автобиографизм перерастает неуклонно в исто- ризм. Для этой сложной задачи нужно было совершенно особое художественное мышление. Мы видели, как поиски Белого вели его вперед - к Хлебникову и Маяковскому. Но они вели его еще дальше вперед - к Пушкину, к "Евгению Онегину", языковое совершенство которого все еще оста- ется недостигнутой целью (а не вчерашним днем!) русской поэзии. И если русской поэзии суждено идти к Пушкину, то "Первое свидание" - веха на этом пути.
1988
Стихотворения раннего Пастернака.
Некоторые вопросы структурного изучения текста
Изучение процесса работы автора над рукописями поэ- тического произведения пока еще мало втянуто в орбиту структурных исследований. Это и понятно. Первым шагом изучения структуры произведения является выяснение синхронных соотношений конструктивных элементов различ- ных уровней. На этой стадии эволюция текста выступает как та за- темняющая сущность вопроса сложность, от которой необ- ходимо отвлечься. Правда, в собственно текстологической работе исследователи давно уже пользовались (иногда стихийно) структурными моделями, рассматривая рукопись как последовательность синхронно сбалансированных плас- тов замысла. Именно на структурности пластов рукописи построена методика чтения-реконструкции, широко исполь- зуемая советскими текстологами, например пушкинистами. Рост интереса к диахронному изучению структур акти- визирует внимание к процессам, к движению. При этом вы- деляются два аспекта: историческое движение завершенных текстов в едином комплексе культуры и текстологическое движение от за- мысла к завершению. Если при синхронном рассмотрении текст рассматривается как изолированный, с точки зрения своей внутренней имманентной структуры, и подчиненный одним и тем же правилам на всем своем протяжении, то диахронный подход сосредоточивает внимание на отношении между структурами и последовательном развертывании не- которых правил (в частности, во времени). Подход к тексту с точки зрения его порождения' позволяет раск- рыть некоторые закономерности, остающиеся в тени при иных методах анализа. Следует оговориться, что мы дале- ки от намерения задавать правила порождения поэтическо- го текста вообще или какого-либо конкретного поэтичес- кого текста в частности. Мы преследуем значительно бо- лее скромную задачу: представить себе, как выглядит поэтический текст, если взглянуть на него с точки зрения процесса порожде- ния. Необходимо напомнить, что "процесс порождения" не следует отождествлять с индивидуальным творческим актом того или иного поэта. Между ними такая же разница, как между теоретической моделью порождения фразы и реальным говорением. Представлять себе, что процесс порождения описывает или призван описывать ход индивидуального ху- дожественного творчества, все равно, что полагать, буд- то говорящий на родном языке все время сознательно сле- дует определенным грамматическим нормам и предписаниям. В обоих случаях речь идет о логической модели интуитив- ного процесса и об отношении правил к их реализации2. Полезность подхода к тексту, при котором он рассмат- ривается с точки зрения правил порождения, становится очевидной при сопоставлении черновых рукописей таких поэтов, как Пушкин и Пастернак. Легко убедиться, что мы здесь имеем дело с разными моделями порождения текста. Рассмотрим каждую из них с этой точки зрения. Если, описывая структуру текста как синхронно-стаби- лизированную систему, мы можем представить ее в виде суммы правил, ограничивающих некоторый набор возможнос- тей, то, анализируя черновики, исследователь получает последовательность введения тех или иных ограничений. Анализ вариантов текста, расположенных в порядке воз- никновения их под пером автора, также может вестись с двух точек зрения и, соответственно, достигать двояких результатов. С одной точки зрения, все возникающие в ходе работы поэта варианты будут рассматриваться как некоторая еди- ная парадигма, из которой совершается выбор окончатель- ного текста. С другой - варианты будут располагаться как иерархия, а каждый "шаг" в создании текста, переход от одного пласта к другому - как результат введения но- вых ограничивающих правил. В первом случае, выделив текстовые пласты и установив их последовательность, мы можем их рассматривать как тексты одного уровня. Тогда перед
1 "Порождение текста" можно представить себе как не- который механизм, обеспечивающий трансформацию опреде- ленной ядерной структуры, например замысла, в множество "правильных", с точки зрения некоторых норм, текстов. Ср.: "Грамматика - это устройство, которое, в частнос- ти, задает бесконечное множество правильно построенных предложений и сопоставляет каждому из них одну или нес- колько структурных характеристик. Возможно, такое уст- ройство следовало бы назвать порождающей грамматикой" (Хамский Н. Логические основы лингвистической теории // Новое в лингвистике. М., 1965. Вып. 4. С. 467). 2 Смешение "порождения текста" с индивидуальным творческим актом (см.: Жолковский А., Щеглов Ю. Струк- турная поэтика - порождающая поэтика // Вопросы литера- туры. 1967. № 1) способно лишь умножить путаницу. Ср. замечания по этому поводу В. В. Иванова (Вопросы лите- ратуры. 1967. № 9).
нами раскроется эволюция различных типов ограничении одного и того же уровня. К такому типу исследований от- носятся распространенные в литературоведении работы. Во втором последовательность снимаемых с листка рукописи текстологических пластов можно рассматривать как иерар- хию текстов разных уровней, в каждом из которых наибо- лее значимыми окажутся запреты разной иерархической ценности. С точки зрения правил, функционирующих в мо- мент создания данного текстового пласта, он и все за ним хронологически последующие выступают как равноцен- ные. Однако включение какого-либо нового ограничивающе- го правила устанавливает неравноценность данного пласта и следующего за ним, запрещает созданный текст (он пе- рестает восприниматься как "правильный") и определяет переход к следующему. Поэтому, если расположить все созданные поэтом варианты текстов в ряд слева направо в порядке их написания, то действующая для каждого вари- анта система ограничений будет разрешать (рассматривать как "правильный") этот самый вариант и все, расположен- ные справа от него, и запрещать (рассматривать как "неправильные") - расположенные слева. Созданная таким образом иерархия признаков "правиль- ного" текста может рассматриваться в качестве его су- щественного показателя. Таким образом, текстолог будет все время иметь дело не только с теми или иными вариантами, а с последова- тельностью переходов от одного варианта к другому. Пе- ред ним каждый раз будут находиться два варианта. Если текст В наделен признаком, исключающим А, то он высту- пит по отношению к нему как итог движения. Такой текст мы будем называть текстом-интенцией. Текст-интенция - это некоторая идеальная модель, которая, вступая в про- тиворечие с закрепленным на бумаге вариантом, определя- ет отказ от него писателя. В момент, когда текст-интен- ция совпадает с реальным, движение прекращается, возни- кает окончательный вариант. Разумеется, при таком подходе мы неизбежно совершаем упрощение, рассматривая все творческое движение как последовательную реализацию единой иерархической моде- ли. На самом деле, бесспорно, имеет место переплетение и борьба различных тенденций, отказ от одних и победа других. Однако на определенном этапе анализа подобное упрощение представляется не только полезным, но и необ- ходимым. Пушкинские рукописи дают богатый материал для наблю- дений такого рода. Мы будем рассматривать факты твор- ческого процесса, но они будут интересовать нас лишь в такой мере, в какой на их основании можно реконструиро- вать те типы ограничений и норм, которые последователь- но накладываются на текст. В ряде случаев создание произведения начинается с прозаического плана. Если рассматривать план и оконча- тельное произведение как два вида текстов и сопоставить их по типу наложенных на текст ограничений, то мы полу- чим следующее: "план" - текст, который не есть ни сти- хи, ни проза, ибо может стать стихами или прозой. Соот- ветствующие ограничения на него еще не наложены. Более того, абстрагирование от способа выражения здесь нас- только велико, что еще не наложено ограничение, опреде- ляющее, на каком языке должен быть написан текст-план. Так, Пушкин план "Les deux danseuses" пишет по-фран- цузски, а прозаический план стихотворения "Prologue" - переходя по очереди то на русский, то на французский. Очевидно, что ни сам переход, ни то, на каком языке на- писан тот или иной отрывок, в отношении к целому не ре- левантны.
PROLOGUE
Я посетил твою могилу - но там тесно; les morts m'en distraient - теперь иду на поклонение в Царское Село!.. (Gray) les jeux du Lycee, nos lecon... Delvig et Kuchelbecker, la poesie - Баболово (III, 477)1.
Иногда у Пушкина план2 сводится к цепочке назывных предложений (см., например, планы к "Кавказскому плен- нику", IV, 285-286). Однако можно указать случаи, когда это - прозаический текст, почти дословно совпадающий с содержанием будущего поэтического произведения. Так, работая над "Евгением Онегиным", Пушкин составил, в хо- де написания 4-й главы, перечень уже написанных I-VII строф, вписал в него полностью, видимо, только что на- писанную VIII и далее дал текст, из которого в дальней- шем развились XIII-XIV строфы окончательного варианта 4-й главы:
"Минуты две etc. [Когда б я смел искать блаженства3]. Когда б я думал о браке, когда бы мирная семействен- ная жизнь нравилась моему воображению, то я бы вас выб- рал никого другого - я бы в вас нашел... Но я не создан для блаженства; etc. (не достоин)4. Мне ли соединить мою судьбу с вами. Вы меня избрали, вероятно я первый ваш passion - но уверены ли - позвольте вам совет дать" (VI, 346).
Этот текст был превращен в стихотворный:
Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел Когда бы мне отцом, супругом Завидный жребий повелел Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единый Конечно кроме вас одной Невесты б не искал иной Скажу без блесток мадригальных Я в вас нашел мой идеал
1 Сказанное не отменяет того, что с точки зрения психологии Пушкина факты перехода в определенных местах плана с одного языка на другой не только значимы, но и в высшей мере показательны. 2 Характер пушкинских планов привлекал внимание исс- ледователей. См., например: Якубович Д. П. Работа Пушкина над художественной прозой // Работа классиков над прозой. Л., 1929. С. 10-14. В разной связи этого вопроса касались Б. В. То- машевский, С. М. Бонди, Н. К. Пиксанов, И. Л. Фейнберг, Б. С. Мейлах и др. 3 Знак <> - конъектура издателей, [ ] - зачеркнуто в рукописи. Помета "etc." представляет собой авторскую отсылку к уже готовому поэтическому тексту. 4 Это место, видимо, отсылка к каким-то уже сущест- вующим стихам из будущеи XIV строфы.
Я верно б вас одну избрал Подругой дней моих печальных Всего прекрасного в залог И был бы счастлив сколько мог.
Нет я не создан для блаженства Ему чужда душа моя Напрасны [ваши] совершенства К ним сердцем не привыкну я [И вот] вам честь моя порукой Супружество нам будет мукой И буду холоден ревнив С досады зол и молчалив Начнете плакать - ваши слезы Не тронт сердца моего И будут лишь бесить его - Судите ж Вы, какие розы Нам заготовил Гименей... И может быть на много дней (VI, 346-348).
Достаточно сопоставить эти два текста, чтобы убе- диться, что в первом, при почти полной сформированности не только мыслей, но и их последовательности, нет еще обязательства следовать определенным метрическим и строфическим организациям, уже работающим во втором. В разные моменты работы писателя над текстом коли- чество характеризующих его релевантных признаков будет различно. Так, на определенном этапе признаки: "быть написанным по-русски", "быть написанным по-французски" не вводятся в инвариантный текст-интенцию, выступая как взаимозаменимые варианты. В дальнейшем этот признак по- вышается в ранге, а в аналогичном положении выступает "быть прозой" или "быть стихами". Когда поэт производит какие-либо изменения в тексте, он тем самым выделяет некоторые единицы, обладающие, с точки зрения данной конструкции, заменимостью, то есть сводимые на уровне текста-интенции к некоторому инварианту. Так, у Пушкина в черновом варианте 1-й главы "Евге- ния Онегина" было:
Что ж был ли счастлив наш Евгений Среди блистательных побед Среди бесстыдных наслаждений Во цвете юных, пылких лет (VI, 243). Страница 79 из 95: Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 [79] 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 Вперед |
Авторам | Читателям | Контакты | Электронная библиотека LibOk.Net |